Дело четырёх поэтов.Cергея Есенина могли и хотели осудить по нынешней 282 статье.

[vitalidrobishev]

Великого Русского поэта Есенина могли,и хотели осудить по нынешней 282 статье.

Дело четырёх поэтов

Щекотливая тема. Очень щекотливая. Такой она была тогда, таковой остается и сегодня. Разжигание национальной вражды. И кем? Великим русским поэтом?

Мне очень стыдно, но я не знал этих подробностей из жизни Сергея Есенина. Очевидно, все из-за той же щекотливости о них не особо писали в годы моей юности. Помню, как мы в провинциальном Доме детского творчества делали есенинский вечер и до хрипоты спорили, кто же будет читать со сцены «О, Русь, малиновое поле…» и «Письмо к женщине». Мы и знать не знали тогда, что нашего любимого московского озорного гуляку тягали в далекие 20-е волки-ГПУшники и шили ему дело по сегодняшней 282 статье.
В общем, в одной из пивных на Мясницкой 20 ноября 1923 года Сергей Есенин вместе с поэтами Орешиным, Клычковым и Ганиным обсуждали издание нового журнала; обсуждение закончилось ссорой с человеком за соседним столиком, который назвал Есенина «русским хамом», на что тот ответил «жидовской мордой». Оскорбленный гражданин заявил постовому о сборище в пивной контрреволюционеров. Пришлось поэтам в легкой степени опьянения (что подтверждено было судебно-медицинским освидетельствованием) ночевать в отделении милиции. Наутро их допросили в ГПУ на предмет «разжигания национальной вражды» и отпустили под подписку о невыезде. Дело еще долго ходило по московским судам, пока в 1927 году не было прекращено в связи со смертью главного обвиняемого. Есенина и Ганина к тому времени уже не будет в живых.

Ну, что, нужны подробности? Для многих, конечно, все это – не новость. Остальным -расскажу.

Между 23 и 29 ноября 1923 г. Поэты пишут открытое письмо в газету «Правда».

Открытое письмо

«Ввиду появившихся статей в «Рабочей газете» и в «Рабочей Москве» мы просим напечатать следующее наше заявление:

Всякие возражения и оправдания, впредь до разбора дела третейским судом, считаем бесполезными и преждевременными.

Дело передано в Центральное бюро секции работников печати».

П.Орешин, С.Клычков, А.Ганин, С.Есенин.

После текста письма следовало примечание «От редакции»: «Не входя в оценку дела, которое должно быть разобрано соответствующими инстанциями, и не имея возможности проверить фактическую сторону его, редакция помещает настоящее формальное заявление».

Открытое письмо поэтов касалось статьи некоего Л. С. Сосновского «Испорченный праздник» в «Рабочей газете» (№264) от 22 ноября 1923 г., которая лучше всего и расскажет о происшедшем, несмотря на свой пасквильный характер в отношении поэтов.

«Испорченный праздник»

«20 ноября Всероссийский союз поэтов праздновал свое пятилетие <...>

Вечером 20 ноября около 10 часов звонят по телефону к Демьяну Бедному. Говорит известный поэт Есенин. Думали, зовет на праздник. Оказывается, совсем напротив. Есенин звонит из отделения советской милиции. Говорит подчеркнуто развязно и фамильярно.

— Послушай... Скажи тут, чтобы нас освободили...

— Кого вас?

— Меня, Орешина, Клычкова и Ганина.

— Почему вы в милицию попали?

— Да, понимаешь, сидели в пивной... Ну, заговорили о жидах, понимаешь... Везде жиды... И в литературе жиды... Ну, тут привязался к нам какой-то жидок... Арестовали...

— М-да... Очень не-хо-ро-шо...

— Понятно, нехорошо: один жид четырех русских в милицию привел.

Демьян Бедный попросил к телефону дежурного по милиции т. Ардарова, а затем того гражданина, что пригласил поэтов в милицию, и сказал им:

— Я этим прохвостам не заступник. Поступайте по закону!

Оказалось, что в какой-то пивной, подготовляясь к юбилейному заседанию советских поэтов, Есенин, Орешин, Клычков и Ганин вели милый разговор о жидовской власти, о засилии жидов, называя достаточно известные имена. Сидевший за соседним столом гражданин М. В. Родкин возмутился и потребовал составления протокола. Одному милиционеру не удалось свести поэтический квартет в милицию. Потребовался второй милиционер...».

Сам же гражданин М. В. Родкин, давая показания в Московском губернском политотделе ГПУ, куда затем перевели поэтов из милиции, заявил по поводу происшедшего инцидента следующее: «Рядом со мною сидели четверо прилично одетых молодых граждан и пили пиво. Судя по возбужденному их состоянию и по несдержанному поведению, я понял, что они сидят здесь довольно долго и что они до некоторой степени находятся под влиянием выпитого пива <...>

Они вели между собою разговор о советской власти. Но ввиду того, что в это время играл оркестр, до моего слуха доходили отдельные слова, из которых я, однако, смог заключить, что двое из этих граждан не только нелояльно относятся к соввласти, но определенно враждебно. <...>

Один из этих четырех граждан в это время встал со своего места и приблизительно на 1 минуту куда-то вышел. Возвращаясь на свое место и проходя мимо моего стула, я инстинктивно почувствовал, что он обратил на меня особое внимание. <...>

Двое из них сразу перешли на тему о жидах, указывая на то, что во всех бедствиях и страданиях «Нашей России» виноваты жиды. Указывалось на то, что против засилья жидов необходимы особые меры как погромы и массовые избиения. Видя, что я им не отвечаю и что я стараюсь от них отворачиваться, желая избегнуть столкновения, они громче стали шуметь и ругать «паршивых жидов». <...>

Затем эти же двое граждан говорили о том, что в существовании черной биржи виноваты те же жиды-биржевики, которых поддерживают «их Троцкий и Каменев». Такое оскорбление вождей русской революции меня до глубины души возмутило, и я решил об этом заявить в отделение милиции для составления протокола. Я обратился к ближайшему постовому милиционеру с просьбой отправить этих четырех граждан в отделение милиции. Но они оказали сопротивление и при задержании начали скандалить и угрожать мне побоями, говоря при этом, что паршивый жид не имеет права задерживать таких знаменитых литераторов, как мы. Милиционер попросил меня вызвать еще одного милиционера на помощь и когда последний явился, задержанные последовали в отделение милиции. <...>

Должен отметить, что, когда указанные граждане сначала ругали «жидов», высказывали свою ненависть к последним, я как еврей абсолютно не чувствовал себя оскорбленным, ибо для меня стало ясно, что предо мной сидят убежденные, «культурные» антисемиты и «истинно-русские люди», и у меня не возникало никакого намерения так или иначе реагировать на оскорбления «жидов». Но когда они с неслыханной наглостью и цинизмом позволили себе оскорблять вождей русской революции, я понял, что это такие интеллигенты и «литераторы», которые сознательно стараются при удобном случае дискредитировать и подорвать авторитет советской власти и ее вождей, и я решил об этом сообщить в отд. милиции для привлечения их к ответственности».

Далее Л. С. Сосновский на основе этих рассуждений дал свою интерпретацию происшедшего, сознательно раздвинув рамки «милицейской истории»: «Лично меня саморазоблачение наших поэтических «попутчиков» очень мало поразило. Я думаю, что если поскрести еще кое-кого из «попутчиков», то под советской шкурой обнаружится далеко не советское естество.

Очень интересно узнать, какие же литературные двери откроются перед этими советскими альфонсами после их выхода из милиции и как велико долготерпение тех, кто с «попутчиками» этого сорта безуспешно возится в стремлении их переделать».

И подобных статей будет много.

Сергей Есенин и Алексей Ганин погибнут почти одновременно. В 1924-м году будет арестован Алексей Ганин, осенью 25-го его расстреляют в подвале Лубянки. Той же осенью Сергея Есенина найдут мёртвым в ленинградской гостинице «Англетер». А спустя 12 лет будет расстрелян Сергей Клычков. В 1938-м расстреляют и Петра Орешина. Источник