
Роскомнадзор обнадежил, что в России в ближайшем будущем появится новая профессия — медиаполицейский. Предполагается, что это специальный государственный человек, который следит за порядком в медиа и в случае чего пресекает нарушения. В эту прекрасную футурологическую конструкцию между делом зашита отмена российской Конституции, что, впрочем, для наших чиновников стало уже повседневным modus operandi.
Если в России есть свобода слова и свобода печати, и они закреплены в Основном законе, то никаких медиаполицейских существовать не может. Фигура медиаполицейского предполагает медиапреступление, а этот термин даже фонетически трудно отличить от мыслепреступления. Не говоря уже о том, что медиаполиция состояла бы из дармоедов: скажем, будет главк, изучающий фотографии котов в социальных сетях на предмет наличия антиправительственного содержания.
Здесь, конечно, может быть спор о терминах: одни скажут, что новые медиа — это особая реальность, и для ее регулирования нужна специальная полиция. Другие повертят пальцем у виска и напомнят, что медиа по определению лишь информационный посредник между людьми. И ничего преступного в них самих нет. Интернет может использоваться как инструмент для преступной деятельности, например, для распространения вирусов или взлома банковских счетов, но никакой связи с медиа это не имеет. И идея медиаполицейского в этой связи выглядит не более разумной, чем, например, идея книгополицейского — с дежурной отсылкой к Брэдбери и его «451 градусу по Фаренгейту».