Мастерская мира: Почему за 70 лет Китай стал сильным государством, а СССР развалился

[vitalidrobishev]

Когда в 1976 году скончался китайский “великий кормчий” Мао Цзэдун, его преемник Хуа Гофэн выдвинул идеологическую концепцию “двух абсолютов”: “Абсолютно все решения председателя Мао мы должны защищать, абсолютно всем указаниям председателя Мао мы должны следовать”.
С опорой на эту установку, а также на массовые закупки на Западе технологий и заводского оборудования, Хуа Гофэн рассчитывал оживить экономику Китая.
Однако не сложилось. И тогда старый партийный руководитель Дэн Сяопин, по своему политическому весу превосходивший Хуа Гофэна, предложил другую формулу: “Не важно, какого цвета кошка, важно, чтобы она ловила мышей”.

Так появился “социализм с китайской спецификой”, которая заключалась в том, что Китай – это большая бедная страна, находящаяся на т.н. начальной стадии построения социализма, когда ради развития производительных сил не грех и отойти от марксистских догм.
Например, позволить крестьянским семьям обрабатывать землю, поощрять частный бизнес, ввести рыночное ценообразование и привлекать иностранные инвестиции, создавая “резервации” посреди регулируемой экономики.
Сейчас реформы Сяопина кажутся дорогой, ведущей прямиком к “китайскому экономическому чуду”, но в 1980-е успех этой затеи очевидным не был.
Первые полтора-два десятилетия реформ уровень жизни рядовых китайцев рос очень медленно. Он по-прежнему значительно уступал даже постперестроечной РФ.
Быстро богатели лишь “новые китайцы”, и это вызывало раздражение в обществе. Люди видели, что заявления с высоких трибун плохо вяжутся с реальной жизнью. Тем более что исчезли “железная чашка риса” и пожизненная гарантия трудоустройства на предприятии, прошло несколько волн увольнений с убыточных государственных заводов. В результате на протяжении 1980-х Китай периодически бунтовал.
Основной движущей силой протестов, как обычно, выступала учащаяся молодежь. В 1986–1987 годах бунтовали студенты Пекина, Хэфэя, Нанкина, Гуанчжоу и других городов.
Протесты были объявлены побочным эффектом курса на “буржуазную либерализацию”, которую якобы проводил Ху Яобан, формально глава партии и главный идеолог китайских реформ. В результате Ху Яобана сместили, а его смерть от сердечного приступа в апреле 1989-го стала поводом для новой, еще более масштабной волны протестов. Их эпицентром стала пекинская площадь Тяньаньмэнь.

Введение войск на площадь Тяньаньмэнь означало прекращение реформ. К власти пришло новое - т.н. “третье поколение руководителей”, однако мнение 90-летнего Дэн Сяопина оставалось решающим. Именно он определил, кто будет управлять Китаем после Тяньаньмэня. Он выбрал Цзян Цзэминя, который за несколько лет до этого проявил жесткость при подавлении беспорядков в Шанхае и в то же время был ориентирован на рынок и контакты с внешним миром. Цзян стал первым лидером КНР, кто не воевал и получил системное, причем техническое, высшее образование. При нем Китай завершил переход к рыночной экономике, не уничтожив при этом, в отличие от постсоветской РФ, обширный госсектор.

В правление Цзян Цзэминя китайская компартия получила карт-бланш на правление не только от собственного населения, но и, что примечательно, от Запада.
Спокойно прошло возвращение в состав Китая бывших европейских колоний: Гонконга и Макао, произошедшее в 1997–1999 годах. Пекин обещал не вмешиваться в суверенные дела особых административных районов и хранить верность принципу “одна страна, две системы”, рассчитывая в будущем вернуть и Тайвань.

В 21-й век Китай вошел страной, развивавшейся с двузначными темпами роста ВВП. В прошлое ушли голод и вереницы рабочих в синих робах, катящихся на потрепанных велосипедах. Старые кварталы сносились, на их месте возводились небоскребы и торговые центры. Экономические реформы были раз и навсегда признаны триумфальными. Желание сохранить высокие темпы роста заставляло продолжать “большую стройку”.

Однако главными слагаемыми китайского экономического чуда служили дешевая рабочая сила, зарубежные инвестиции и благоприятный геополитический фон. Китай стал “мастерской мира”, производя на своих заводах продукцию для внешних рынков, пользуясь заниженным курсом юаня и низкими пошлинами на китайские товары.

У этой медали была и обратная сторона: всепроникающая коррупция и диспропорции развития, когда одни богатеют, а другие беднеют, причем речь не только о людях, но и о целых регионах. На рубеже 2000–2010-х стала очевидной и еще одна проблема – падение лояльности общества правящему режиму. Темп экономического роста замедлился, коррупционные скандалы следовали один за другим, доверие к компартии падало.

В 2012 году к власти пришел Си Цзиньпин, получивший от своих предшественников непростое наследство. Со стороны Китай выглядел непоколебимым гигантом, однако его правящая элита отдавала себе отчет в шаткости положения.

Не случайно китайские лидеры много говорили о крушении Советского Союза, проводя параллели между КПСС и КПК, которая как раз в годы правления Си подошла к критическому 70-летнему рубежу нахождения у власти.

В первую пятилетку правления Си широкой публике была заметна лишь беспрецедентно жесткая антикоррупционная кампания. Однако сейчас, семь лет спустя после воцарения Си, очевидно, что борьба с продажными чиновниками была лишь частью общего курса на ужесточение административного режима, которое касается абсолютно каждого человека, живущего в Китае, в том числе и иностранцев.

Для обеспечения этого курса Пекин сделал упор на развитии передовых технологий по контролю над личностью: совершенствовании искусственного интеллекта, анализе больших баз данных, тотальном внедрении систем видеослежки. Все это позволяет говорить о создании авторитарной системы нового типа – “цифровой диктатуры”.

Идеологически политика нынешнего китайского руководства окрашена в националистические тона. Благодаря чему китайская компартия стала лишь сильнее, превратившись в партию, нацеленную на возрождение национального величия. Причем если в предыдущие годы больше говорилось о банальных задачах – накормить и одеть народ, то Си Цзиньпин, провозгласив концепцию “китайской мечты”, имел в виду превращение КНР в мировую сверхдержаву.

Мир глазами нынешнего китайского руководства четко окрашен в два цвета – “хорошему” Китаю противостоит “плохая” Америка. При этом в КНР многие понимают, что экономически США все еще сильнее, да и о военном паритете говорить пока рано. Китай мог бы стать лидером того, что в 20-м веке называлось “третьим миром”, но инвестиции сегодня воспринимаются не только как благо, но и как угроза. Для большинства соседей Китая модель развития, предлагаемая китайскими коммунистами, не кажется привлекательной. Протесты в Гонконге, где местные жители, этнические китайцы, яростно борются против вхождения в состав единого Китая, хорошо это иллюстрирует.

Это тот багаж, с которым Китайская Народная Республика перешла рубеж своего 70-летию. Достижений много, инфраструктура китайского экономического чуда все еще поражает наблюдателей. А системный кризис, как показывает история всех династий Китая, до поры - до времени за великолепием империи может быть и не слишком заметен.