Вспоминая "Белого волка" 135 лет со дня рождения атамана А.Г Шкуро

[vitalidrobishev]

Опыт партизанской войны известен в русской армии ещё со времен Дениса Давыдова и войны 1812-го года, но в совершенстве императорская армия им овладела лишь в ХХ веке. Самый известный из партизанских отрядов Русской Императорской Армии, ставший легендарным, — «Волчья сотня» Шкуро.

Подлинная история широко известной «Волчьей сотни» неразрывно связана с именем Андрея Шкуро.
Будущий Белый атаман родился 19 января (н.ст.) в 1886 году в станице Пашковской (недалеко от Екатеринодара). Кубанский казак получил отличное военное образование: 3-й Московский кадетский корпус, затем казачья сотня Николаевского кавалерийского училища.
После училища он служил в Первом Уманском Кубанском казачьем полку. Великую войну Шкуро начал на посту командира взвода в 3-м Хопёрском. Отчаянно храбрый казак принимал участие в тяжелых боях в Галиции, где был многократно ранен и за свою смелость и военный талант был награжден орденом Святой Анны.

Свою следующую награду, Георгиевское оружие, Шкуро получил за взятие в плен толпы австрийцев вместе с орудиями и пулеметами. В 1915 он становится есаулом «за отличие в делах» и в период затишья на фронте предлагает командованию проект отряда специального назначения

Условия позиционной войны привели к тому, что роль кавалерии постепенно сходила на нет и многие кавалерийские части оказались в тылу. В это время зародилась идея создания летучих партизанских отрядов для диверсионной деятельности и молниеносных набегов в тылу врага. Всего было создано около полусотни таких отрядов (с самым разнообразным составом и численности


Атаман Шкуро

Делами партизанских отрядов управлял Походный атаман всех казачьих войск Великий князь Борис Владимирович. Действительно эффективными оказались лишь немногие из этих отрядов, среди них части Чернецова, Анненкова и (тогда ещё есаула) Шкуро.

Сам Шкуро описывал структуру и задачи своего отряда так:

«Каждый полк дивизии отправляет из своего состава 30–40 храбрейших и опытных казаков, из которых организуется дивизионная Партизанская сотня. Она проникает в тылы противника, разрушает там железные дороги, режет телеграфные и телефонные провода, взрывает мосты, сжигает склады и вообще, по мере сил, уничтожает коммуникации и снабжение противника, возбуждает против него местное население, снабжает его оружием и учит технике партизанских действии, а также поддерживает связь его с нашим командованием».

 Шкуро попросился на Юго-Западный фронт, где ещё происходили кавалерийские схватки. Так как он оказался смелым и талантливым партизаном, Шкуро были переданы  несколько отрядов, в частности — донские казаки-«быкадоровцы», уральские казаки-«абрамовцы» и

Партизанский отряд 13-й кавалерийской дивизии. Отряд Шкуро вырос до 600 шашек и действовал в южных Карпатах, поддерживая наступления нашей пехоты. Пока пехота атаковала противника, Шкуро проникал в тыл врага и нарушал коммуникации, громил обозы и штабы, а иногда и атаковал противника с тыла, создавая чудовищные клещи, которых враг не выдерживал (с одной стороны — русская пехота со своим «ура!», сзади — лихие казаки). В боях при Карлибабе Шкуро был тяжело ранен, и вскоре после этого отряд был придан 3-му конному корпусу, которым командовал легендарный граф Келлер, «первая шашка русской кавалерии».

Шкуро служил под начальством Келлера до революции и вынужденной отставки графа. Приказ № 1, ставший гвоздем в гробу русской армии, привел к разложению пехоты, которая часто конфликтовала с казаками, по словам Шкуро, отличавшимися критическим отношением к революционерам.

Когда дело чуть не дошло до перестрелок с «солдатскими комитетами», Шкуро принял решение покинуть фронт и вернуться на Кубань. По обратной дороге он описывал следующий случай:

18 апреля 1917 г. (1 мая нового стиля) мы подъехали к Харцизску. Уже издали была видна громадная, тысяч в 15, митинговавшая толпа. Бесчисленные красные, черные, голубые (еврейские) и желтые (украинские) флаги {77} реяли над нею. Едва наш состав остановился, как появились рабочие делегации,
чтобы осведомиться, что это за люди и почему без красных флагов и революционных эмблем.

— Мы едем домой, — отвечали казаки, — нам это ни к чему.

Тогда «сознательные» рабочие стали требовать выдачи командного состава, как контрреволюционного, на суд пролетариата. Вахмистр 1-й сотни Назаренко вскочил на пулеметную площадку.

— Вы говорите, — крикнул он, обращаясь к толпе, — что вы боретесь за свободу! Какая же это свобода? Мы не хотим носить ваших красных тряпок, а вы хотите принудить нас к этому. Мы иначе понимаем свободу. Казаки давно свободны.

— Бей его, круши! — заревела толпа и бросилась к эшелону.

— Гей, казаки, к пулеметам! — скомандовал Назаренко.

В момент пулеметчики были на своих местах, но стрелять не понадобилось. Давя и опрокидывая друг друга, оглашая воздух воплями животного ужаса, бросилась толпа врассыпную, и лишь стоны ползавших по платформе ушибленных и валявшиеся в изобилии пестрые «олицетворения свободы» свидетельствовали о недавнем «стихийном подъеме чувств сознательного пролетариата».


Он на себе испытал все прелести революции, от арестов матросами до попытки вынудить его встать на службу к революционерам, и в конце концов решился на путь сопротивления. Шкуро узнал, что Деникин где-то собирает армию…

После длительного общения с казаками он понял, что те решительно недовольны большевиками, и приступил к формированию «Южной Кубанской армии» — первого белогвардейского выступления кубанцев.

После объединения с Добровольческой армией Шкуро доложил командованию, что не желает командовать ставропольским гарнизоном, так как «не создан для оборонительной борьбы». Ставка согласилась с предложением Шкуро отправиться в Баталпашинск для подготовки очередного восстания. С этого момента он уже стал начальником «Отдельной Кубанской Партизанской бригады».

Во главе этой бригады Шкуро двинулся на Кисловодск, который взял в сентябре 18-го года. Вскоре ему пришлось под давлением огромных большевицких сил отступить от города.

Когда 1-ю Кавказскую казачью дивизию отправили на уничтожение красных в Баталпашинском отделе, Шкуро взял свою «Волчью сотню», обогнал дивизию и сам повёл их в атаку на авангард большевиков, который был полностью разгромлен. Вскоре «Волчья сотня» выросла до «Волчьего дивизиона» и исполняла функции личного конвоя и личного резерва Шкуро. Так описывал «волков» полковник Елисеев:
«У пролеска стоял спешенный „Волчий дивизион“ — личный конвой генерала Шкуро. Я его вижу впервые, почему и заинтересовался. К тому же от своих офицеров слышал критику на него, и конечно, неосновательную, что „волки“ расквартировываются в центре городов, являются привилегированной частью у Шкуро. Но добавляли, что, когда было надо или в случае боевой неустойки, Шкуро бросал их в самое пекло боя, и те уже не поворачивали своих коней назад… Вот почему я и был заинтересован рассмотреть их.

Все „волки“ были в косматых, волчьей шкуры, папахах. Все хорошо одеты, почти сплошь в черкески или в шубы-черкески. У многих серебряные кинжалы. Лошади в хороших телах. Их было человек двести»

О подвигах Шкуро и его «волков» в ходе весны 1919-го года: Пока Деникин кидал все силы на Москву, Шкуро громил Щорса и Махно. После успешной обороны Донбасса от большевиков и боев с махновцами Шкуро отправили на другие участки фронта. Он предлагал Деникину, с которым находился в очень сложных отношениях, начать крупномасштабное партизанское движение в красном тылу, но тот ему отказывает.

Начальник «волков» придумал план по поддержке Московской директивы: создание множества конных диверсионных отрядов, которые должны были взрывать ж/д пути, сжигать мосты, пресекать телеграфные линии связи и ликвидировать штабы большевиков. Вероятно, Деникин не хотел, чтобы какие-то казаки, тем более партизаны, внесли огромный вклад в освобождение Москвы, когда это должен был сделать он, желательно во главе офицерских рот.


Генерал Белой армии Андрей Шкуро среди сотрудников Донского отдела пропаганды 1919 год

Деникин отказался от планов Шкуро, и Московская директива провалилась (а вместе с ней, возможно, и вся Гражданская война). Однако опыт и идеи Шкуро не растворились в истории. Другие люди воспользовались его идеями… В частности, советское армейское руководство. Перед началом операции «Багратион» было сделано с немцами именно то, что Шкуро предлагал сделать с ними. Паралич Heeresgruppe Mitte послужил идеальной почвой для советского наступления. Если бы Деникин в свое время послушался Шкуро, ни этого наступления, ни этой войны, возможно, не было бы. История, как известно, — девушка легкого поведения с большой любовью к иронии.

Осенью 1919 года Шкуро берёт Воронеж, но к тому времени силы белого наступления на Москву уже захлебнулись. Как и предсказал Шкуро, большевики перебросили огромные силы по железным дорогам и остановили ВСЮР.

К концу года белые отходят к Новороссийску, из которого эвакуируются в Крым. В Крыму, как известно, главнокомандующим стал Врангель, который очень плохо относился к «батьке Шкуро». В ходе очередного конфликта Врангель увольняет Андрея Григорьевича из Русской Армии, и тот перебирается во Францию.

В эмиграции Шкуро выступал за дальнейшую борьбу с большевиками и в 1941 году предлагает германскому руководству создание казачьих частей в составе Вермахта. В составе этих частей было несколько «волчьих сотен», но ни одна из них не имела отношения к Шкуро.

Он занимался делами Казачьего резерва при Главном управлении Казачьих войск. Его «волки» так и не вернулись: он несколько раз предлагал немцам в 1944-1945 годах создание волчьего отряда для диверсионной деятельности в тылу РККА, но ему в этом отказывали. Можно предположить, что немцы опасались стихийного восстания под руководством Шкуро, которое носило бы именно русско-национальный, а не немецкий колорит.


Атаман Шкуро в 40-е годы

В 1945 году Шкуро вместе с Красновым прорывается в Австрию, в печально известный город Лиенц, где находилось большое количество казаков и их семей. Англичане выдали казаков Сталину, вместе с ними — атамана Краснова и генерала Шкуро, при этом атаманы не были гражданами СССР.

При аресте чекисты упрекнули его в том, что у него «погоны из той же канители, что и у нацистских генералов», на что Шкуро лаконично ответил, что «Другой не нашли».
Кубанский казак быстро наладил отношения с красноармейцами и веселил их анекдотами и историями про Гражданскую войну. Тем не менее, он осознавал безысходность ситуации и несколько раз пытался покончить собой по дороге в Москву. После месяца допросов в СМЕРШ его отправили на Лубянку.

За допросами в СМЕРШ следовали пытки и допросы на Лубянке…
Шкуро, как и Краснов, отказывался от публичного признания своей вины и раскаяния. 16 января 1947-го года смертный приговор был приведен в исполнение. Перед самой смертью Шкуро харкнул в лицо чекисту и в последний раз вспомнил славные дела своих волков.