vitalidrobishev (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
vitalidrobishev) wrote2019-06-29 03:59 pm
vitalidrobishev) wrote2019-06-29 03:59 pm
История шутовства на Руси
Смех продлевает жизнь! Десять минут смеха способны заменить стакан сметаны!… И еще добрая дюжина подобных фраз и их вариаций — полагаю, с ними знакомы все. Даже в мифах и легендах нашлось место тем, кто умеет смешить. Считается, что даже на Олимпе у небожителей был свой шут, который развлекал и уводил проблемы на задний план.
Видимо, подражая богам, люди и создали шутов: в странах античного мира, в Европе и России при каждом уважающем себя дворе были свои смешливые персонажи, без которых не обходилось ни одно празднество.
Шуты при дворе императрицы Анны Иоанновны
Проделки и проказы скоморохов и шутов заставляли до колик смеяться всех, от мала до велика, но если первые были доступны для взора всех, то шуты по большей части служили для увеселения высших слоев общества. В России они имели особый статус, особенно при царском дворе. Каждый отличался от остальных, будучи самобытной и запоминающейся личностью. Даже в "Повести временных лет" есть упоминание о событиях с участием шутов: "Видим… игрища утоптанные, с такими толпами людей на них, что они давят друг друга… а церкви стоят пусты".
Никто не мог сравниться с шутом — ни фокусники, ни скоморохи, ни плясуны. Даже умение дрессированного медведя меркло на фоне острых, колких шуток. Особенно ценились шуты не столько за умение шутить, сколько за высмеивание тех человеческих пороков, что есть в большинстве из нас. Ложь и злоба под прикрытием балагурства выискивались и в простом люде, и среди высокопоставленных особ. Согласно неписаному закону, шутов строго не карали, если вдруг шутка оказалась чересчур откровенной
Отсюда берет корни фраза "Да и шут с ним, что с него взять". Зная об этом, хитрецы могли высмеивать даже царей, зная, что им не грозит ничего серьезного. Однако со двором, то бишь вельможами всех мастей, стоило быть осторожнее — среди них было достаточно спесивых и высокомерных личностей, чтобы любого шута свести в могилу. Или выбить его из-под покровительства правителя, что было равносильно смерти. Чтобы не попасть в скверную ситуацию, шут должен был помнить простое правило: "Не шути над тем шуток, кто на каждое слово чуток". Впрочем, эта фраза и через сотни лет не утратила актуальности.
Между прочим, выражением "По усам текло, да в рот не попало" мы тоже обязаны шутам. Во время пиршеств острый на язык персонаж за особо колкое высказывание мог поплатиться: рассерженный предмет насмешек часто выплескивал на шута содержимое своего кубка, из-за чего на несчастном острослове к разгару веселья часто не оставалось ни единой сухой нитки. После такой потехи шут мог с полной уверенностью заявлять, что-де на пиру он был, мед-пиво пил, по усам текло, да в рот не попало. И это только сотая доля шутовских присказок, которые остались нам в наследство.
"Шут гороховый" — тоже из тех времен. Когда-то на праздник Масленицы и святочные гулянья острословы обматывали себя гороховой соломой, закрепляли ее пеньковой веревкой и надевали маску, в простонародье именуемую "харей". Эта солома и породила словосочетание, прочно вошедшее в русскую речь. Шуты были желанными гостями на любом празднике, будь то свадьба или любое другое торжество.
Развлечения Ивана Грозного
Несмотря на то, что при дворе каждого русского царя было по нескольку шутов, достоверной информации о них сохранилось мало. Однако даже те крупицы, которые известны сейчас, позволяют составить мало-мальски правдивую картину шутовской жизни.
Так, в 1569 году у Ивана грозного был шут, по прозванию Осип Гвоздь, получивший это прозвище за остроумие и веселый нрав. На деле он был сыном князя Приимкова-Ростовского. Государь приметил толкового парня, и забрал к себе в свиту… шутом. Теперь вместо оружия он был обязан носить яркий колпак с бубенчиками. Впрочем, расхаживать в подобном вид ему предстояло недолго: неловкого шута ждала скорая гибель.
Считается, что Иван Грозный часто упоминал во время застолья, что является потомком Августа-кесаря. Может, столь заезженная фраза и стала объектом шутки? Как знать… Но сохранилось письменное свидетельство пленного толмача Альберта Шлихтинга, который поведал историкам, как погиб шут. Якобы самодержец велел принести котелок кипящих щей, которые и вылил на голову Гвоздю, когда тот склонился перед ним в поклоне. Тот бросился было прочь, но царь нанес ему смертельное ранение ножом. Осип упал, и стоявшие рядом бояре вынесли опального Гвоздева прочь из палат. Немногим позже Грозный одумался, и велел позвать врача к шуту, но лекарь только руками развел — было слишком поздно, Осип уже скончался. Врач на молчаливый вопрос ответил: "Бог лишь единожды вкладывает в человека душу, и коль она его покинула, то никому не дано призвать ее обратно", на что царь раздосадовано произнес: "Так пусть дьявол приберет его, раз он не пожелал ожить!".
После Гвоздя шутами при дворе стали братья Прозоровские. Эта парочка выступала вместе с дрессированным медведем, который защищал одного брата, и в шутку нападал на другого, устраивая с ним кулачную потасовку. Почему-то царю и ближним боярам такое зрелище казалось забавным, и в итоге под веселый хохот победа доставалась Потапычу.
"Шиворот-навыворот" — думаю, и эта фраза знакома очень многим. Ее появлением мы обязаны Ивану Васильевичу. Была у него такая забава, наказывать позором провинившихся бояр. Опричники хватали провинившегося под белы рученьки, и резким движением выворачивали его одежду наизнанку, а затем водружали на место. Это считалось большим позором, но еще больший ждал боярина дальше: в качестве транспортного средства для него выступала хромая лошадь, на которой опозоренный вельможа провозился по всей Москве. Подобное было бесчестьем, которого на Руси боялись, как огня.
Времена менялись, а с ними и нравы. Изменилось и отношение к шутам — например, у Алексея Михайловича был любимый шут, которому за верную службу было даровано дворянство. Иван Андреевич Жировой-Засекин был добродушным человеком, с которым царю никогда не было скучно.
Великий реформатор и Балакирев
Петр I прославился не только в качестве реформатора, но и как любителя шутовского общества. С самого детства рядом с ним находился смышленый карлик по прозвищу Комар, который, по словам Петра, спас его от расправы во время стрелецкого бунта. Уже в зрелом возрасте император окружил себя несколькими десятками лилипутов. Они были наряжены по последней моде, разгуливали в напудренных париках. "Карлы и карлицы", как их тогда называли, никогда ни в чем не нуждались — всегда были и накормлены, и ухожены.
Сегодня психологи скажут, что лилипуты помогали Петру бороться со стрессами. Нехитрое общество карликов, в котором он затеять простенький разговор и спокойно провести время, словно разглаживало морщины на его челе. Однако нужно отметить, что лилипуты исполняли не только роль императорского антидепрессанта: реформатор поручил им важную миссию. Не секрет, что ссылки и физические наказания не имели особого влияния на казнокрадов и прочих преступников, да и новшества, вводимые Петром, приветствовались далеко не всеми. Но что не могли сделать указы и батоги, с тем вполне справлялось меткое, словно невзначай брошенное слово.
Устраивались шутовские свадьбы, в процессе которых высмеивались старинные традиции. Шуты принимали участие в знаменитом пострижении боярских бород, а в состав "Сумасброднейшего, всешутейшего и всепьянейшего собора", учрежденного Петром, входили представители знаменитых фамилий.
Очень интересной личностью был Иван Балакирев, один из самых знаменитых шутов своего времени, однако не сохранилось даже его достоверного портрета. Тем не менее, он достойно сыграл отведенную ему в истории роль.
Историки колеблются: то ли он был Иваном Алексеевичем, то ли Иваном Емельяновичем. Две книги, вышедшие в свет в 1830 и 1888 годах, также не пролили свет на подробности происхождения и жизни Балакирева. Точно известно, что он родился в 1699 году, в семье костромского дворянина, а в 10 лет поступил на службу в Преображенский полк. Считается, что во дворец его взял сам Петр I, при весьма забавных обстоятельствах.
Произошло это примерно в 1719 году. Молодой Балакирев нес службу на берегу канала возле одного из дворцов, и изнывал от жары. Решив исправить положение купанием, солдат скинул мундир и влез в воду, но тут же заметил, как по берегу идет император. Будущий шут выскочил из воды, и, понимая, что одеться по форме он уже не успеет, встретил царя в парике, треуголке, с патронташем на плече и ружьем. Отдавая честь, Балакирев на немой вопрос грозного правителя бодро отрапортовал — мол, нес службу и проверял обстановку в реке. Природный юмор и присутствие духа сыграли в его пользу, Петр расхохотался и приказал ему одеваться и следовать во дворец.
Там Иван тоже не оплошал, позабавив нестандартными ответами и императрицу, и Меншикова. Решено было оставить его шутом при дворе, но он стал одним из немногих, кому было разрешено носить военный мундир и получать жалованье, при этом ничего не делая. По крайней мере, согласно документам так и получалось. Балакирев любил высмеивать старину, перевоплощаясь в бородатого боярина и разыгрывая всякого рода сценки, в которых старые порядки выглядели жалко и убого. Постоянным участником таких постановок был и самодержец, который благосклонно относился к подобным кривляниям. Шут не обходил стороной и окружение Петра, благодаря чему очень быстро попал в немилость к одному из самых влиятельных людей того времени — Меншикову. Естественно, благодаря доносам доброжелателей все шуточки Балакирева быстро становились известны адресату, и не раз вельможа пытался побить острослова, но тот всегда изворачивался.
Конечно, шутил Иван Алексеевич не круглосуточно. В остальное время он нес дворцовую службу, выполняя мелкие поручения и развозя почту императорской четы. Благодаря этой-то почте и прекратилась сытая, безбедная жизнь Балакирева.
Как известно, у Екатерины появился фаворит, Виллим Монс. К нему она периодически и отправляла записки со знаменитым шутом. На свою беду, Балакирев уронил в беседе со знакомым неосторожное слово, а тот сказал это своему знакомому. Вскоре круг лиц, осведомленных о переписке императрицы и Монса, сильно расширился, а самому Петру в итоге поступило анонимное послание, в котором неизвестный раскрывал правителю глаза. Балакирева пытали в числе прочих, а после дыбы он получил 60 палок и был сослан на 3 года в Рогервик. Ко двору его вернули уже после смерти императора, и он снова стал шутом, но слова и шутки были более осторожными. Кроме того, Балакирев старался не пересекаться с Меншиковым. Шло время, менялись правители и придворные, а постаревший после пыток шут все так же был при дворе.
Настал 1739 год. Анна Иоанновна, бывшая в ту пору на престоле, под благодушное настроение пригласила Ивана Алексеевича сыграть партейку в вист. Балакирев принял приглашение, но предложил свои условия игры: проигравший должен снять какую-то часть одежды. Императрица откупалась всякими мелочами, вроде табакерок и лент. К концу игры двое сановников, присоединившихся к игре, остались в одном белье, а Анна хохотала до слез. В благодарность за веселье она повелела впредь кормить Балакирева обедами с царской кухни.
Жизнь шута немного наладилась. Он стал заведовать дворцовым хозяйством, отвечал за продовольственное снабжение, и раз в несколько лет получал новехонький мундир, сшитый для него за казенные средства. Растил детей, организовывал праздники: вполне достойная, а, главное, спокойная жизнь. Отставку он попросил уже у дочери покойного реформатора, Елизаветы Петровны, и, получив небольшое содержание, уехал домой — в Костромскую губернию, где и прожил остаток жизни. В 1763 году 64-летний Балакирев скончался.
По материалам Славянская Культура
Видимо, подражая богам, люди и создали шутов: в странах античного мира, в Европе и России при каждом уважающем себя дворе были свои смешливые персонажи, без которых не обходилось ни одно празднество.
Шуты при дворе императрицы Анны Иоанновны
Проделки и проказы скоморохов и шутов заставляли до колик смеяться всех, от мала до велика, но если первые были доступны для взора всех, то шуты по большей части служили для увеселения высших слоев общества. В России они имели особый статус, особенно при царском дворе. Каждый отличался от остальных, будучи самобытной и запоминающейся личностью. Даже в "Повести временных лет" есть упоминание о событиях с участием шутов: "Видим… игрища утоптанные, с такими толпами людей на них, что они давят друг друга… а церкви стоят пусты".
Никто не мог сравниться с шутом — ни фокусники, ни скоморохи, ни плясуны. Даже умение дрессированного медведя меркло на фоне острых, колких шуток. Особенно ценились шуты не столько за умение шутить, сколько за высмеивание тех человеческих пороков, что есть в большинстве из нас. Ложь и злоба под прикрытием балагурства выискивались и в простом люде, и среди высокопоставленных особ. Согласно неписаному закону, шутов строго не карали, если вдруг шутка оказалась чересчур откровенной
Отсюда берет корни фраза "Да и шут с ним, что с него взять". Зная об этом, хитрецы могли высмеивать даже царей, зная, что им не грозит ничего серьезного. Однако со двором, то бишь вельможами всех мастей, стоило быть осторожнее — среди них было достаточно спесивых и высокомерных личностей, чтобы любого шута свести в могилу. Или выбить его из-под покровительства правителя, что было равносильно смерти. Чтобы не попасть в скверную ситуацию, шут должен был помнить простое правило: "Не шути над тем шуток, кто на каждое слово чуток". Впрочем, эта фраза и через сотни лет не утратила актуальности.
Между прочим, выражением "По усам текло, да в рот не попало" мы тоже обязаны шутам. Во время пиршеств острый на язык персонаж за особо колкое высказывание мог поплатиться: рассерженный предмет насмешек часто выплескивал на шута содержимое своего кубка, из-за чего на несчастном острослове к разгару веселья часто не оставалось ни единой сухой нитки. После такой потехи шут мог с полной уверенностью заявлять, что-де на пиру он был, мед-пиво пил, по усам текло, да в рот не попало. И это только сотая доля шутовских присказок, которые остались нам в наследство.
"Шут гороховый" — тоже из тех времен. Когда-то на праздник Масленицы и святочные гулянья острословы обматывали себя гороховой соломой, закрепляли ее пеньковой веревкой и надевали маску, в простонародье именуемую "харей". Эта солома и породила словосочетание, прочно вошедшее в русскую речь. Шуты были желанными гостями на любом празднике, будь то свадьба или любое другое торжество.
Развлечения Ивана Грозного
Несмотря на то, что при дворе каждого русского царя было по нескольку шутов, достоверной информации о них сохранилось мало. Однако даже те крупицы, которые известны сейчас, позволяют составить мало-мальски правдивую картину шутовской жизни.
Так, в 1569 году у Ивана грозного был шут, по прозванию Осип Гвоздь, получивший это прозвище за остроумие и веселый нрав. На деле он был сыном князя Приимкова-Ростовского. Государь приметил толкового парня, и забрал к себе в свиту… шутом. Теперь вместо оружия он был обязан носить яркий колпак с бубенчиками. Впрочем, расхаживать в подобном вид ему предстояло недолго: неловкого шута ждала скорая гибель.
Считается, что Иван Грозный часто упоминал во время застолья, что является потомком Августа-кесаря. Может, столь заезженная фраза и стала объектом шутки? Как знать… Но сохранилось письменное свидетельство пленного толмача Альберта Шлихтинга, который поведал историкам, как погиб шут. Якобы самодержец велел принести котелок кипящих щей, которые и вылил на голову Гвоздю, когда тот склонился перед ним в поклоне. Тот бросился было прочь, но царь нанес ему смертельное ранение ножом. Осип упал, и стоявшие рядом бояре вынесли опального Гвоздева прочь из палат. Немногим позже Грозный одумался, и велел позвать врача к шуту, но лекарь только руками развел — было слишком поздно, Осип уже скончался. Врач на молчаливый вопрос ответил: "Бог лишь единожды вкладывает в человека душу, и коль она его покинула, то никому не дано призвать ее обратно", на что царь раздосадовано произнес: "Так пусть дьявол приберет его, раз он не пожелал ожить!".
После Гвоздя шутами при дворе стали братья Прозоровские. Эта парочка выступала вместе с дрессированным медведем, который защищал одного брата, и в шутку нападал на другого, устраивая с ним кулачную потасовку. Почему-то царю и ближним боярам такое зрелище казалось забавным, и в итоге под веселый хохот победа доставалась Потапычу.
"Шиворот-навыворот" — думаю, и эта фраза знакома очень многим. Ее появлением мы обязаны Ивану Васильевичу. Была у него такая забава, наказывать позором провинившихся бояр. Опричники хватали провинившегося под белы рученьки, и резким движением выворачивали его одежду наизнанку, а затем водружали на место. Это считалось большим позором, но еще больший ждал боярина дальше: в качестве транспортного средства для него выступала хромая лошадь, на которой опозоренный вельможа провозился по всей Москве. Подобное было бесчестьем, которого на Руси боялись, как огня.
Времена менялись, а с ними и нравы. Изменилось и отношение к шутам — например, у Алексея Михайловича был любимый шут, которому за верную службу было даровано дворянство. Иван Андреевич Жировой-Засекин был добродушным человеком, с которым царю никогда не было скучно.
Великий реформатор и Балакирев
Петр I прославился не только в качестве реформатора, но и как любителя шутовского общества. С самого детства рядом с ним находился смышленый карлик по прозвищу Комар, который, по словам Петра, спас его от расправы во время стрелецкого бунта. Уже в зрелом возрасте император окружил себя несколькими десятками лилипутов. Они были наряжены по последней моде, разгуливали в напудренных париках. "Карлы и карлицы", как их тогда называли, никогда ни в чем не нуждались — всегда были и накормлены, и ухожены.
Сегодня психологи скажут, что лилипуты помогали Петру бороться со стрессами. Нехитрое общество карликов, в котором он затеять простенький разговор и спокойно провести время, словно разглаживало морщины на его челе. Однако нужно отметить, что лилипуты исполняли не только роль императорского антидепрессанта: реформатор поручил им важную миссию. Не секрет, что ссылки и физические наказания не имели особого влияния на казнокрадов и прочих преступников, да и новшества, вводимые Петром, приветствовались далеко не всеми. Но что не могли сделать указы и батоги, с тем вполне справлялось меткое, словно невзначай брошенное слово.
Устраивались шутовские свадьбы, в процессе которых высмеивались старинные традиции. Шуты принимали участие в знаменитом пострижении боярских бород, а в состав "Сумасброднейшего, всешутейшего и всепьянейшего собора", учрежденного Петром, входили представители знаменитых фамилий.
Очень интересной личностью был Иван Балакирев, один из самых знаменитых шутов своего времени, однако не сохранилось даже его достоверного портрета. Тем не менее, он достойно сыграл отведенную ему в истории роль.
Историки колеблются: то ли он был Иваном Алексеевичем, то ли Иваном Емельяновичем. Две книги, вышедшие в свет в 1830 и 1888 годах, также не пролили свет на подробности происхождения и жизни Балакирева. Точно известно, что он родился в 1699 году, в семье костромского дворянина, а в 10 лет поступил на службу в Преображенский полк. Считается, что во дворец его взял сам Петр I, при весьма забавных обстоятельствах.
Произошло это примерно в 1719 году. Молодой Балакирев нес службу на берегу канала возле одного из дворцов, и изнывал от жары. Решив исправить положение купанием, солдат скинул мундир и влез в воду, но тут же заметил, как по берегу идет император. Будущий шут выскочил из воды, и, понимая, что одеться по форме он уже не успеет, встретил царя в парике, треуголке, с патронташем на плече и ружьем. Отдавая честь, Балакирев на немой вопрос грозного правителя бодро отрапортовал — мол, нес службу и проверял обстановку в реке. Природный юмор и присутствие духа сыграли в его пользу, Петр расхохотался и приказал ему одеваться и следовать во дворец.
Там Иван тоже не оплошал, позабавив нестандартными ответами и императрицу, и Меншикова. Решено было оставить его шутом при дворе, но он стал одним из немногих, кому было разрешено носить военный мундир и получать жалованье, при этом ничего не делая. По крайней мере, согласно документам так и получалось. Балакирев любил высмеивать старину, перевоплощаясь в бородатого боярина и разыгрывая всякого рода сценки, в которых старые порядки выглядели жалко и убого. Постоянным участником таких постановок был и самодержец, который благосклонно относился к подобным кривляниям. Шут не обходил стороной и окружение Петра, благодаря чему очень быстро попал в немилость к одному из самых влиятельных людей того времени — Меншикову. Естественно, благодаря доносам доброжелателей все шуточки Балакирева быстро становились известны адресату, и не раз вельможа пытался побить острослова, но тот всегда изворачивался.
Конечно, шутил Иван Алексеевич не круглосуточно. В остальное время он нес дворцовую службу, выполняя мелкие поручения и развозя почту императорской четы. Благодаря этой-то почте и прекратилась сытая, безбедная жизнь Балакирева.
Как известно, у Екатерины появился фаворит, Виллим Монс. К нему она периодически и отправляла записки со знаменитым шутом. На свою беду, Балакирев уронил в беседе со знакомым неосторожное слово, а тот сказал это своему знакомому. Вскоре круг лиц, осведомленных о переписке императрицы и Монса, сильно расширился, а самому Петру в итоге поступило анонимное послание, в котором неизвестный раскрывал правителю глаза. Балакирева пытали в числе прочих, а после дыбы он получил 60 палок и был сослан на 3 года в Рогервик. Ко двору его вернули уже после смерти императора, и он снова стал шутом, но слова и шутки были более осторожными. Кроме того, Балакирев старался не пересекаться с Меншиковым. Шло время, менялись правители и придворные, а постаревший после пыток шут все так же был при дворе.
Настал 1739 год. Анна Иоанновна, бывшая в ту пору на престоле, под благодушное настроение пригласила Ивана Алексеевича сыграть партейку в вист. Балакирев принял приглашение, но предложил свои условия игры: проигравший должен снять какую-то часть одежды. Императрица откупалась всякими мелочами, вроде табакерок и лент. К концу игры двое сановников, присоединившихся к игре, остались в одном белье, а Анна хохотала до слез. В благодарность за веселье она повелела впредь кормить Балакирева обедами с царской кухни.
Жизнь шута немного наладилась. Он стал заведовать дворцовым хозяйством, отвечал за продовольственное снабжение, и раз в несколько лет получал новехонький мундир, сшитый для него за казенные средства. Растил детей, организовывал праздники: вполне достойная, а, главное, спокойная жизнь. Отставку он попросил уже у дочери покойного реформатора, Елизаветы Петровны, и, получив небольшое содержание, уехал домой — в Костромскую губернию, где и прожил остаток жизни. В 1763 году 64-летний Балакирев скончался.
По материалам Славянская Культура